17 лет он употреблял наркотики! Борьба за спасение!

И если сейчас посмотреть на это своими глазами, пониманием этой проблемы, я понимаю, что я жил, по сути, от выходных до выходных, от расслабления до расслабления. Зарабатывал деньги для этого и так далее.

У тебя за этот период, Антон, – 15 лет – были какие-то работа, может быть, семья, какие-то вещи социальные ты пытался сделать? Или просто себе употреблял и употреблял, и это было главным?

Нет. Цель в жизни была. Я еще раз повторяю, я хотел быть успешным человеком. Я получил высшее образование. Я устроился на работу.

По какой специальности?

Специальность у меня – промышленная теплоэнергетика.

Инженер, да?

Инженер, да, промышленная теплоэнергетика.

Устроился на работу.

Я устроился на работу. У меня был некий даже карьерный рост довольно неплохой. То есть в том возрасте, когда мне было 25 лет, я уже занимал в государственном учреждении должность определенную. У меня было две жизни. Какая-то социальная, по сути, где у меня была девочка сначала, потом это стала моя гражданская жена, мы с ней прожили порядка 6-ти лет. И была другая жизнь, где я был тем, кто я есть на самом деле, как оказалось. Я ее прятал. Периодически получалось, что дома я врал, конечно же. Я хотел быть хорошим. Но во многих вещах у меня просто не получалось. И вот эти перескоки из одной жизни в другую. Постепенно хорошее стиралось, и я больше склонялся к плохому. Сначала это было более редкое употребление, потом чаще, чаще, чаще. И оно меня затягивало просто. Потом это выходило наружу – и очередное обращение за помощью, очередные какие-то попытки то ли бросить самому (на зубах, так сказать), которые ни к чему не приводили. Были у меня религиозные реабилитации, я ездил.

К врачам обращался за помощью?

Нет. Вот это единственное место, куда я не обращался, по той причине, что моя мама как-то сразу поняла, что медицина – это не выход, это только временно приостановить, восстановить немножко физическую составляющую. Но не более того. Поэтому больше сразу был уклон, конечно, в сторону Бога, потому что мама у меня верующий человек. Я ей очень благодарен. Это на сегодняшний день единственный человек, который от меня не отвернулся, который верил до конца, что возможно с этим что-то сделать.

Как раз про маму. Какие были ошибки у нее? Что она делала правильно (сейчас, оглянувшись назад за это период) и что она делала неправильно? Это обращение, знаешь, огромное же количество людей, очень-очень много, эта цифра – около 10% вообще людей в России. То есть если у нас 17-15 миллионов, примерно 100-200 тысяч людей сегодня живут с зависимостью. И большинства ищут родственники выход какой-то, что сделать, как поступить. Вот ты мог бы как бы подсказать им, чтобы не совершать те ошибки, возможно, которые твоя мама совершала? Или как-то направить их куда-то, обратиться к людям, у которых в семьях есть зависимые?

Ну, что я могу сказать про свою семью? Моя мама очень… Я очень страдал от контроля, от ее контроля материнского такого. Причем он был такой, касаемо не только моего употребления, а где-то и моей жизни. И мне это очень мешало. И я многие моменты, наверное, делал на зло. Потому что против. Мне говорят: «Так нельзя делать», и я это делаю. Вот на таком моменте. А вот как совет какой-то, у меня сейчас мало, наверное, этого опыта. Я могу сказать точно, что да, находясь вот в этой программе, во-первых, когда я начал немножко приходить в себя, я попросил персонал, чтобы обязательно моя мама ходила на группы созависимых людей. Потому что я понял, что мне будет очень тяжело, если она не будет этого делать, даже с тем минимумом знаний, который я уже тогда на тот момент получил (это был первый месяц, наверное, моей реабилитации). На что услышал прямо радостную новость для меня – что она, оказывается, уже это делает. И это мне очень помогло и помогает сейчас.

Мама ходит на занятия, продолжает ходить к психологам, на группы ,да?

Мама ходит на занятия. Да, мама занимается, мама выздоравливает параллельно со мной.

Поменялось что-то в ваших отношениях?

Очень сильно.

То есть рекомендация родственникам – обратиться к профессионалам и начинать как бы меняться самим.

Да. Просто дело все в том, что мама у меня – человек уже в возрасте довольно, у нее свои жизненные стереотипы: то, как ее воспитывали, как она росла. Это был Советский Союз вообще. Тогда было все по-другому. Потом, опять же, через такое мое заболевание она пришла к вере. У нее нет опыта именно такого, который дают здесь. И без него ей сложно. Я с ней разговариваю, мы общаемся часто и много. Ей сложно. Но, слава Богу, она слышит других людей, тех, кто это уже прошел. Мне это очень помогает.

Насколько изменились ваши отношения с мамой? Ты говорил, был контроль. Сейчас, допустим, что? Как? Что-то поменялось?

Что-то поменялось. Ну, сказать «что-то поменялось» – это, наверное, ничего не сказать. Я был шокирован переменами, наверное, внутри себя сначала. Дело в том, что когда я через какое-то время увидел маму свою. Начать с того, что я уехал на эту реабилитацию на очень больших обидах. У меня отношения закончились, можно так сказать прямо. Отношения мои с ней закончились. И я был на тот момент уверен, что больше они мне не нужны в этой жизни вообще. Ну, такая мама мне не нужна. Я дошел в своем употреблении до этого. Это тот единственный человек, который за меня боролся. Спустя буквально 3-4 месяца, когда я начал потихоньку социализироваться, выходить на выходные дни, я свою маму не обнимал так никогда с, наверное, детства. Вот так, как я ее обнял, что я почувствовал при этом внутри себя. Ну, это неописуемо. Я не могу это объяснить словами. Это надо чувствовать. Но я почувствовал, что это мой родной, близкий человек, который настолько мне дорог. Какие-то 3-4 месяца. Ну, и от нее я почувствовал то же самое. Конечно, проблемы есть. Конечно, мы очень часто не можем найти каких-то… Точнее, как? Наоборот, мы находим эти компромиссы. Их сложно бывает найти. Но они сейчас находятся. Сейчас это сделать гораздо проще. Она слышит меня. Вот самое главное – она сейчас меня слышит. Если она не всегда может услышать меня, есть люди, которые помогают мне в этом. Класс! Небо и земля.